Маэстро Станиславский. Сыграть так, чтобы все поверили

В репертуаре знаменитого Московского академического музыкального театра имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко опера «Евгений Онегин» Петра Чайковского остается первым номером. А ведь прошло уже почти сто лет, как она впервые была поставлена великим реформатором русского театра Константином Станиславским.

Конечно, XXI век осовременил Татьяну, Онегина и других героев. Но любопытный факт: именно версию Станиславского играли в этом театре вплоть до 2001 года, а знаменитые колонны «онегинского портика», ставшие главной декорацией еще той, первой постановки 1922-го, сохранились в спектакле до сих пор. Они же присутствуют и на логотипе театра.

Такую преданность историческим корням не часто встретишь в наше время. Поэтому представьте, какой трепет и восторг испытываешь, когда берешь в руки театральную программку оперы «Евгений Онегин» почти 80-летней давности. В ее «шапке» указано: «Государственный оперный театр К. С. Станиславского», а в уголке — «сезон 1939–40 г.».

Пожелтевший раритет

И эту программку видишь не в какомнибудь музее. Ее показала Юлия Сергеевна Образцова, жительница дачного поселка «Московский писатель», что во Внукове. Пожелтевшая от времени, с загнутыми уголками программка бережно хранилась у нее многие десятки лет неслучайно: здесь в роли Ленского значится ее отец — Сергей Никифорович Дубинин, оперный тенор, работавший в театре Станиславского. Юлия Сергеевна маленькой девочкой не только видела великого театрального деятеля, но даже жила с ним в одном доме в Леонтьевском переулке.

Афиша прошлого века, Станиславский, Леонтьевский, Онегин — столько завораживающих, ставших легендами имен и названий… И вот рядом с нами — человек, который прикоснулся ко всему этому.

Юлия Сергеевна Образцова согласилась рассказать о памятных моментах детства, связанных с этими реалиями. А еще попросила съездить в Дом-музей Станис- лавского в Леонтьевский переулок, где театральный деятель провел последние годы жизни и где прошло ее детство.

Съездить, чтобы передать раритетную программку смотрителям. Просьба ее была выполнена.

Лирическое отступление

Выражения «Не верю!» и «система Станиславского» слышали даже далекие от театра люди. А то, что многие годы реформатор русского театра посвятил оперному искусству, — не столь общеизвестный факт. В 1918 году авторитетных создателей Московского Художественного театра, Константина Станиславского и Владимира Немировича-Данченко, пригласил к сотрудничеству Большой театр. Задача стояла глобальная: реформировать оперу, повысить уровень сценической культуры исполнителей. Проще говоря — сделать так, чтобы оперные артисты не только хорошо пели, но еще и играли на сцене.

Созданная тогда Станиславским оперная студия лишь несколько лет просуществовала в составе главного театра страны.

Уже в 1926 году она стала независимой и получила название «Оперная студиятеатр К. С. Станиславского», а еще через два года была преобразована в Государственный театр. Именно с периодом расцвета театра — 1930-ми годами — связаны детские воспоминания Юлии Сергеевны Образцовой. Как метко она охарактеризовала разницу между новой оперой Станиславского и классической оперой того же Большого: — В Большом театре артист, объясняясь в любви, мог смотреть не на возлюбленную, а на дирижера, чтобы дотянуться до самой высокой ноты. У Константина Сергеевича можно было и не дотянуться, но обязательно надо было сыграть так, чтобы все поверили.

Уже после смерти Константина Сергеевича, в 1941 году, произошло слияние оперного театра Станиславского и Музыкальной студии МХАТ Немировича-Данченко. Образованный Музыкальный театр им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко до сих пор работает в историческом здании на Большой Дмитровке.

Мой сосед — легенда

Когда идешь по полуподвальному этажу особняка, увенчанному каменными сводами XVII века, экскурсоводы музея Станиславского рассказывают: здесь до Олимпиады 1980 года были коммунальные квартиры простых москвичей. Юлия Образцова утверждает: по крайней мере в 1930-е годы, и она сама тому свидетель, — не простых. Константин Станиславский, из-за национализации лишенный дома в Каретном Ряду, переехал сюда в 1922 году, получив квартиру на втором этаже. А через какое-то время в полуподвальном этаже выхлопотал комнаты для артистов своей оперной студии и их семей. Чета Дубининых с четырехлетней Юлией переехала сюда в 1932 году. В семейном альбоме Юлии С ергеевны есть старые фотографии, где она, еще девчушка, сидит на бревнах во дворе особняка в Леонтьевском. Рядом — ее ровесники: Андрюшка Юницкий, сын Юрия Павловича Юницкого, который потрясающе пел партию Онегина, Митька Панчехин, сын Николая Дмитриевича Панчехина, исполнителя роли мужа Татьяны, князя Гремина. Дровами этими топили печи, а дети использовали их для своих игр.

В 17-метровую комнатку, выделенную Дубининым, помещались изразцовая печь, кабинетный рояль, кровать для взрослых и детская, сундук.

— Под этой печью жил большой таракан, — вспоминает Юлия Сергеевна. — Когда он нагло вылезал на всеобщее обозрение и наши гости кричали, чтобы его убили, мама всегда отвечала: «Не трогайте, это хорошая примета, значит у Сережи будет халтура».

Стрельчатые окна в комнатке выходили на немецкое посольство, но его само мало было видно, больше ноги дипломатов. Сейчас этих оконцев уже нет, остались только те, из которых виден Леонтьевский. Нет и перегородок, разделявших комнатки артистов, — все пространство музей использует под временные экспозиции. Соседями Дубининых по этажу были актриса Любанская, игравшая Любашу в «Царской невесте», драматический тенор Егоров — Герман в «Пиковой даме» — и другие. Отец Юлии Сергеевны, будучи солистом театра, помимо Ленского в «Онегине», играл в «Царской невесте», «Золотом петушке», «Севильском цирюльнике» и других по- становках театра Станиславского. Сергей Никифорович Дубинин учился вокалу у самой Елены Фабиановны Гнесиной, одной из сестер, основавших знаменитое музыкальное училище. У него от природы был приятный мягкий голос, который тщательно оберегала вся его семья, в том числе маленькая Юлечка, которая добросовестно каждое утро из сырых яиц взбивала для отца гогель-могель. Самое лучшее средство для голосовых связок.

С теплотой Юлия Сергеевна вспоминает не только дом в Леонтьевском, но и двор. Зимой в нем всегда было много снега, который использовался ребятней для строительства крепостей. Сюда часто приезжала специальная снегоплавилка: в воронку-фунтик забрасывался снег, который, пройдя через печь, вытекал водой снизу.

За Станиславским, чтобы возить его на репетиции и по делам, приезжал персональный легковой автомобиль — редкая по тем временам привилегия. В «Теа- тральном романе» Булгакова подробно, правда гротескно, описано, как театральный деятель им пользовался. А ребятня любила кататься по двору, цепляясь за задний бампер этого автомобиля. Один раз из-за этого даже сорвали Станиславскому репетицию: не заметив ребят, водитель резко сдал назад — и ноги Юле сильно расцарапало.

Кстати, в этом самом дворе в Леонтьевском часто видели солидных мужчин в плащах и шляпах. Когда Юлечка подросла, она догадалась, что это были Михаил Булгаков и Всеволод Мейерхольд.

Играли не в куклы, а в «Онегина»

Быть дочерью актера, да еще и одного из любимых артистов самого Станиславского — это уже предполагает интересные жизненные сюжеты. Актерские дети часто присутствовали на репетициях театра. Юлия Сергеевна вспоминает, как она с мальчишками сидела в мокрых ботинках и рейтузах на подоконнике репетиционного зала (сейчас он называется «Онегинский зал»).

— Мы сидели и внимали всему этому.

А самого Константина Сергеевича просто обожали! Даже будучи маленьким ребенком я уже чувствовала, какой он интеллигентный, добродушный и как талантливо все, что он делает. От него исходила какая-то благородная красота, — вспоминает Образцова.

А после просмотра репетиций дети выбегали во двор и ставили своего «Онегина».

Юля распределяла, кто будет Татьяной, кто Ольгой, кто Ленским… Последние годы жизни, когда Станиславский уже сильно болел, репетиции он ча- сто проводил, не выходя из собственного кабинета. И сейчас в музее, в котором сохранили все так, как было при жизни Константина Сергеевича, над его любимым диваном висят софиты. И шкафы с книгами стоят не у стен, а почти посередине комнаты, ведь они служили ширмой, за которой переодевались артисты, выходя на читки перед маэстро.

Кабинет Станиславского наша героиня не помнит, а вот его спальню, куда однажды тот попросил позвать детей, чтобы пообщаться с ними, запомнила точно.

И даже попросила нас проверить, где сейчас в этой комнате висит знаменитый телефон с никелированным наушником, полированной деревянной ручкой и витым шнуром. По нему, уже будучи тяжело больным, Станиславский часто проводил репетиции с актерами. По воспоминаниям Юлии Сергеевны, телефон висел внизу, сейчас же — в музейной комнате, у изголовья кровати. Впрочем, хотя и очень ярки воспоминания о Кон- стантине С ергеевиче, за давностью лет она могла что-то позабыть.

Благоволила к актерским детям вся семья Станиславских. Возвращаясь с гастролей, супруга Станиславского актриса Мария Лилина привозила им подарки.

— Она укладывала их в корзиночку и через окно спускала на веревочке к нам во дворик. Андрюшке — самолет, Митьке — пароход, а мне — часы, красные, квадратные, пластмассовые — таких в России тогда еще не было, — вспоминает Юлия Сергеевна. — А потом она садилась со мной на лавочку во дворе и проверяла, хорошо ли я определяю по ним время.

Первая зарплата

Актерские дети с малых лет сполна прочувствовали, что такое театральный хлеб и гастрольная жизнь. Отец Юлии Сергеевны был солистом театра, поэтому его семья всегда ездила с ним на гастроли с максимальными удобствами — в купе международного вагона.

Государственный оперный театр имени Станиславского тогда исколесил многие города России. Вместе с отцом маленькая Юлия побывала в Сталинграде, Воронеже, Сочи, Кисловодске, Ростове. Ей довелось даже самой выходить на сцену.

— Обычно детский хор набирали в музыкальных школах в тех городах, куда приезжал театр на гастроли. Не повезешь же с собой, например, в Воронеж целый детский хор для «Кармен» или «Пиковой дамы»! Как-то в Челябинске наняли детей, они прекрасно репетировали, но, когда открылся занавес, они оторопели и молчали как рыбы. Спектакль был сорван, — рассказывает Юлия Сергеевна.

Тогда решили проверить, есть ли слух и голос у детей артистов: все равно катаются вместе с родителями по гастролям.

Юля попала в поющие и с тех пор начала работать в театре. Первую свою зарплату она получила в Воронеже. В опере «Кармен» Юлечка, обмазанная морилкой, пела, сидя на искусственном заборе. Саму Кармен тогда играла актриса Мария Гольдина, супруга реформатора системы здравоохранения СССР Николая Александровича Семашко. Какая это была потрясающая Кармен, вспоминает Юлия Сергеевна. На свою первую артистическую зарплату Юлечка купила себе петушка на палочке и настоящий утюжок, чтобы гладить своим куклам платья.

Нас Юлия Сергеевна невероятно поразила тем, что напела фрагмент из «Кармен», который исполняла больше 80 лет назад: «Трубачи, не плюйте в трубы! Барабанщик, нос утри! Эй, в ногу, шире дорогу, тра-та-та-та, раз-два-три. Капитан наш любит водку, но не любит шум и звон. Дуй, ребята, во всю глотку, раздва-три, чтоб лопнул он».

Эпилог

Станиславский до сих пор незримо живет в особняке в Леонтьевском. И не только потому, что в нем все сохранили так, как было при его жизни. Как раз во время нашего приезда в музей там проходили мастер-классы для лучших студентов театральных вузов Москвы. Известный режиссер Анатолий Васильев специально приехал из Франции, чтобы дать уроки по «системе Станиславского» будущим актерам. Вот такая преемственность, такая аура этого дома, где, как говорится, даже стены помогают. Этот 2018 год — во многом юбилейный. В 1918 году была создана оперная студия Станиславского, в 1938 году великий реформатор театра ушел из жизни. Еще через 10 лет, в 1948 году, дом в Леонтьевском стал музеем. Думается, что воспоминания Юлии Образцовой добавили новые штрихи к образу великого Станиславского.